... к микрофону вышел собственной персоной столп отечественной словесности:
- трижды почётный друг Иосифа Бродского и дважды почётный ученик Анны Ахматовой – Евгений Рейн
- Его или забыли предупредить, по какому именно поводу происходит собрание
- или он собирался на другой вечер, а по дороге завернул в ЦДЛ
- хотя с чего бы: в афише его имя было написано чёрным по белому.
- Во всяком случае, о Ходасевиче он ничего не сказал
- он вообще не говорил, он ревел, как бурные потоки Ниагарского водопада...
Раскачиваясь перед микрофоном, седовласый старец вопил:
- «Поэзия оскорблена!» – выл он, подразумевая под поэзией преимущественно себя
- «Кто такой этот Пригов?» – вопрошал он собравшихся, из которых не все знали, кто такой Рейн.
- «Кто такой Айги?» – вопрошал он всё у тех же собравшихся.
- «Айги – это полено, это полуграмотный идиот, – продолжал патриарх словесности свои тирады,
– Айги надо спустить в унитаз!»...
Зал, конечно, не знал, какое именно отношение имеет Айги к Ходасевичу, но оратора слушал внимательно.
- «Кто такой Дмитрий Кузьмин? – продолжил трижды почётный друг Иосифа Бродского.
- Бездарность!»...
Зал уже почти был готов поддержать патриарха, но
- его мысли приняли совсем неожиданное направление:
- каким-то неведомым образом рядом с Кузьминым и Айги в них образовался Маяковский.
Тут зал не выдержал:
- "Kакой-то там Кузьмин, мы, конечно, не знаем, он, может, и бездарность и графоман, до этого нам дела нет",
- "Но Маяковский-то тут при чём? Маяковского же мы читали – хорошие стихи у Маяковского"
- Приблизительно так, только в более вежливых выражениях, разбушевавшемуся литератору попробовала возразить зрительница из первого ряда. Зря она это!
Рейн взвыл:
- "Если доктор сказал - в морг, значит, - в морг!
– Что вы там себе читали - это не важно: раз сам Рейн сказал – плохо, значит, - плохо!
- И не возражать! Ато взяли моду – с самим Рейном спорить!
- Вы - далёкий от изящной словесности читатель, а если Вы ещё не знаете,
- То читатель – это говно, и ничто иное!"
Здесь надо было перевести дух:
- ибо вскоре после этой сакраментальной фразы, Олег Хлебников всё же смог оторвать крепкого старца от микрофона,
- ненадолго оставив зал наедине с новым знанием.
...
- Вечер удался, и всё же, всё же будь у меня такая возможность, я бы с радостью пропустил первую его часть...
- и уж точно, я бы не стал слушать Рейна
И всё же именно его вопли заставляют меня задуматься, как бы пафосно это ни звучало, о судьбах русской поэзии:
- Я не защищаю Кузьмина, и даже к поэзии Айги отношусь с некоторым сомнением,
- но до какой степени надо убедиться в собственной избранности,
- как надо презирать всех "не поэтов", чтобы так - с пеной у рта доказывать, что плохие стихи - плохи.
- Читатель сам должен понять это.
- Но Рейн уже не верит в читателя, а это, может быть, самое грустное, что может произойти с писателем.
- И именно это происходит с современными писателями поголовно.
- Сегодня, каждый второй (если не первый) литератор – это такой микро-Рейн,
- который со своей колокольни, или, точнее, башни из слоновой кости, плевал на читателя.
- Да, может быть, Рейн тоньше и лучше чувствует стихи, но даже правота не даёт человеку права на хамство.
- Вам не нравится это малокультурное «быдло», не выбирающее между Гоголем и «милордом глупым» и несущее с базара всякую гадость?
- Что ж, увы, «других читателей для вас у меня нет!», перефразируя одного генерального секретаря.
- Нет, и радуйтесь, что есть хотя бы такой: какая литература без читателя?
- Без вот этого - малопродвинутого, ограниченного, неспособного оценить красоту изысканной дактилической рифмы человека, засыпающего на первой странице списка кораблей?
- Без читателя, литература – это музей, и я не очень понимаю литераторов, которые хотят пылиться на полочке,
- то есть для крупного поэта это неизбежность, но как-то не к этому надо стремиться, мне кажется.
- Читатель может заблуждаться, но на каком основании вы считаете себя лучше его?
- Много профессиональных поэтов при жизни оценили стихи Гёльдерлина, а какое признание при жизни получил в кругах профессионалов Артюр Рембо?
- Профессиональный поэт и критик заблуждается точно так же, как и непрофессионал, различия между ними не так уж велики.
- Когда человек говорит «я знаю, как надо, а вы нет» – мне не верится, я не верю в непогрешимость своего вкуса, и в непогрешимость чужого - также.
- Тот, кто, цитируя пародию Германа Лукомникова, уверяет – «лучший вкус, ребята, только у меня» или «лучший вкус только у нас» – не показывает ничего кроме собственной ограниченности.
- Но если бы он только ограничивался рассуждениями об идеальности собственного вкуса, нет, из этого тезиса он ещё норовит сделать вывод, что в литературных вопросах все остальные – недочеловечки.
- Даже читатель Андрея Дементьева, он едва ли дорастёт до Мандельштама, даже до Емелина не дорастёт, и всё равно он имеет право хотя бы на своём уровне судить о литературе.
- Да, это, может быть, смешно, неумно, и всё же без этого литературы не получится – получится музей.
- Когда современный автор говорит читателю: «пошёл вон, холоп» – это дикость, это какой-то литературно-критический феодализм.
- Я не согласился бы признать Айги, Пригова и Кузьмина поэтами, Маяковского бы согласился, но речь не о том, кто из них мне лично нравится больше, а кто - меньше.
- Дело в том, что любой поэт, в том числе и маститый Рейн, «тоже читатель».
- Когда Рейн заканчивает писать свои умеренно гениальные сочинения, у него нет никаких преимуществ перед Марфой Петровной, смахивающей слезу над текстами, скажем, Асадова.
- Как невозможен профессионализм в написании стихов, так невозможен и профессионализм в чтении,
- то есть, и то и другое существует, но наличие какого-то литературного статуса не определяет само по себе ни качества текстов и ни качества чтения.
Представьте, что какой-нибудь академик, математик или физик, внезапно стал бы утверждать:
- что до получения докторского звания человек не имеет права решать какие-нибудь важные теоремы и задачи,
- а оценивать правильность решений могут только академики, и никто иной.
- Это бы затормозило развитие науки на годы, если не на столетия.
- Эйнштейн ведь, кажется, не был профессиональным физиком, а занимал скромную должность служащего бюро патентов.
- Представьте: Эйнштейн публикует общую теорию относительности, а ему отвечают: а какие у вас звания?
- Представьте себе того же академика – математика или геометра, который бы внезапно заорал:
- «эвклидова геометрия – говно, учите Римана», или «2 х 2 – говно, учите высшую арифметику»
- Этого «учёного» подняли бы на смех, но в литературе всё возможно,
- можно кричать: «2 х 2 – говно», и ничего – у писателей это вообще в правилах хорошего тона.
___________________________________
Юрий УГОЛЬНИКОВ, "БАЛАГАН В ЦДЛ. ТАК ВЕЧЕРА ПАМЯТИ НЕ ПРОВОДЯТ"
http://www.litrossia.ru/2011/52/06710.html
